Давыдово: где много любви (+Фото)
Бывает так, что пережитые летом впечатления настолько сильны, что им требуется длительное время, чтобы «отлежаться» в голове. Похоже, спустя четыре месяца я готова поделиться тем, что довелось мне увидеть и почувствовать в давыдовском летнем лагере для «особых» детей.
В тот вечер у костра мы отвлеклись на секунду, и не заметили, как ушел Влад.
Этот поход «в ночное» был для него и для других детей-аутистов первым выходом «в свет» без родителей. Поздний вечер, грозовое небо, мягкий свет. Цепочка детей и волонтеров уходит в поле. Мы шли к одинокой разлапистой сосне, где планировали печь картошку и рассказывать страшилки. Накрапывал дождь. Впереди показалась радуга, а если обернуться – можно было зажмуриться от блеска куполов давыдовского храма, которым солнце отдало свои последние вечерние лучи.
У сосны развели костер, с фермы пришли ребята на лошадях. Волонтеры вели под уздцы лошадок, а верхом на них восседали «особые» дети Ваня и Люба, глаза которых светились каким-то нереальным счастьем и гордостью за себя. Прокручивая в голове сейчас эти моменты, я понимаю, что такой искренней, светлой радости я не видела еще нигде.
Когда угли побелели и стало слышно, как шипят на печеной картошке капли дождя, все встрепенулись от окрика «А где Влад?!». Ребята-волонтеры моментально скоординировались и рассыпались по полю. Не было ни паники, ни суматохи – просто слаженная работа и самоотверженность. Мокрые по пояс от ночной росы, парни и девушки планомерно прочесывали окрестные поляны и кустарник.
Это уже на утро мы узнали, что Влада до этого семь раз искали с МЧС. У 12-летнего мальчика самая серьезная форма аутизма – синдром Канера. Он не говорит, но очень умен и может принимать спонтанные решения. Безусловно, поход стал для него стрессом, и в какой-то момент парень решил вернуться в лагерь к маме. По дороге к селу его и обнаружила Настя Климзо, дочка отца Владимира, настоятеля храма и основателя давыдовской общины: пацан уверенно шел в полной темноте прямиком к своему вагончику.
Поймать отца Владимира, чтобы поговорить с ним о Давыдово, о приходе, о лагере, оказалось чем-то из разряда фантастики. Я уже было оставила эту затею, как в последний день смены он сам выцепил меня из трапезной: «У меня есть полчаса, пойдем».
Настоятель храма Иконы Владимирской Божией матери и инициатор лагеря о. Владимир Климзо:
Беда в том, что на этих «особых» детей часто смотрят как на скотину, хотя и не осознают этого. Видят в них только физиологию и потребности, не предполагая, что у них, помимо души, есть и дух, как у всякого человека. Их принимают за скотину, а они ведь, — ну, многие из них — могут молиться круче тех, кто так на них смотрит.
Этого не знают, об этом не думают! А у них ведь если есть вера, то она совершенно проста, нерасчлененна, без всяких оговорок, которыми заморочены интеллектуальные миряне. Обычный человек пребывает в непрестанной суете, а некоторым из этих детей, замкнутых в том своем мире, который нам кажется темницей, — доступна более чистая, прямая молитва, чем нам. Но это, конечно, тайна каждого, мы этого видеть и вычислить не можем, и не можем этого сказать обо всех и за всех…
И совсем другая тема — это зацикленность на половых вопросах; эта тема начинает гипертрофированно волновать аутистов в определенный момент их жизни. Они же не могут сдерживаться, выплескивают это все на окружающих; неподготовленный человек, не знакомый с проблемами «особых», не поймет и отвернется. Вот почему очень важен для них и для нас привычный распорядок дня, который мы соблюдаем уже шесть лет: подъем, утреннее молитвенное правило, завтрак в две смены, послушания, обед, занятия по интересам, кружки, вечернее правило, ужин.
Работа на ферме, вообще сельские занятия, отношение к «особым» детям как к людям, которые могут и должны выполнять какие-то обязанности (а опять же не как к неразумным животным или безответственным «больным») — это преображает не только самих детей, но и их мам. Сначала удается дать детям поверить в себя и свои силы, а потом и мамы вдруг понимают, что их чада не так уж беспомощны, — если избавить их от родительской гиперопеки.
Безусловно, совсем без опеки нельзя — все мы прекрасно понимаем, что выросшие «особые дети», ставшие «особыми взрослыми», — не смогут самостоятельно жить в обычном повседневном мире. Тема «что будет с ними, когда нас не будет» обсуждается все годы существования лагеря. Мы пытаемся преобразить эту безнадежность в понимание, что никто не даст нам реального, человечного выхода, если мы не построим эту будущую жизнь наших детей сами, причем так, как это мы хотим. В этом и состоит цель организации круглогодичного поселения для «особых» детей и взрослых при давыдовской общине.
Если бы кто сказал мне еще семь лет назад, что я буду заниматься душепопечением над особыми детьми, превращать наше Давыдово в прибежище для них и их семей — я бы не поверил, ведь началось все спонтанно. Тогда, в 2006 году, меня просто спросили люди, можно ли им приехать и пожить. И тогда я сказал — нужно!
И вот в то первое лето, когда не только я, но и никто у нас тут и понятия не имел, как вести себя с «особыми» детьми, да и вообще кто это такие, — был у меня случай. Мы готовили концерт, репетировали, а один мальчик-аутист стоял в стороне, совершенно вне. И я, на рефлексах «доброго хорошего человека», подошел и положил руку ему на плечо. Ну вот так инстинктивно, в нормальном отцовском, можно сказать, порыве.
А он не расслабился, как это делаем мы, и даже не напрягся, а ровным, совершенно без интонаций голосом, который я при всей моей способности к подражанию не могу воспроизвести, настолько он ровен, — спросил: «Зачем вы это делаете?»
И тут меня пробило, потому что я действительно не мог найти ответа. Я не знал, что ему сказать… всё, что я смог тогда выдавить, было: «Я могу убрать руку». И он так же без всякого выражения сказал: «Нет, можете оставить». У меня в горле кол встал. Так я несколько долгих минут я оставался с приклеенной к его плечу рукой, а мои представления о том, кто я такой, и что такое человек, и зачем всё, рассыпались в эти минуты в прах.
Немає коментарів:
Дописати коментар