956
Фото: DR
Юмор в подмогу: Немецкие солдаты перед отправкой на западный фронт подают милостыню, 1914 год
Разразившаяся в июле 1914 года война стала первой не только по масштабу задействованных в ней военных сил, но и по уровню озлобленности в отношении ко вчерашним соседям
В мае 1910 года в Лондоне хоронили короля Эдуарда VII. На похороны приехали представители всех монарших домов Европы. Это были не просто визиты вежливости.
Многие правители были прямыми родственниками, а самого Эдуарда VII называли дядей Европы. Германский кайзер Вильгельм ІІ и российский император Николай ІІ были его племянниками.
Последний даже внешне походил на Георга V, сына и преемника Эдуарда на британском престоле. Германия и Россия проводили совместные военно-морские маневры, Вильгельм являлся также шефом русского 13‑го гусарского Нарвского полка.
Всего через четыре года вся эта компания близких родственников развяжет и будет вести одну из самых кровавых войн в истории человечества. Формальный повод для ее начала — убийство наследника австрийского престола Франца Фердинанда и его жены Софии в боснийской столице Сараево — окажется ничтожным на фоне развернувшейся драмы.
Эта война ужаснет современников не только своим размахом, но и ожесточенностью сторон. “Мир сошел с ума, мы должны бороться за себя и наших друзей”,— писал в письме жене Уинстон Черчилль, возглавлявший в то время британское адмиралтейство.
Жестокость в ходе этого конфликта вышла даже на бытовой уровень — в России начали громить этнических немцев, а в Германии преследовали оказавшихся там русских.
Одной из причин взаимного ожесточения стала пропаганда, в тот момент впервые в истории превратившаяся в полноценное средство борьбы с врагом.
Первая истерическая война
Фото 1 из 4 /
Мы сильнее: австрийский и германский императоры дрожат над русскими штыками, 1914-1915 годы
На смертный бой
“Хороший день, в особенности в смысле подъема духа”,— написал Николай ІІ в своем дневнике за день до объявления войны.
Боевой дух у всех народов, воевавших в Первую мировую, был на высоте. Накануне ее начала и в первые месяцы боев по странам-участницам пронеслась волна патриотизма, иногда доходившая до истерии.
В России обычный учитель гимназии из провинциального Рыбинска Александр Боде написал песню Священная война, которая была более популярна во время Второй мировой войны. В первоначальном варианте она звучала так: “Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой с тевтонской силой грозною, с проклятою ордой”.
Российские художники Виктор Васнецов и Борис Кустодиев создали для царской армии военное обмундирование по мотивам древнерусских сказаний. К примеру, придумали остроконечную шапку, напоминавшую шлемы былинных богатырей, которую массово начали использовать уже позднее и назвали буденовкой.
А власть сделала символический жест — переименовала столицу империи Санкт-Петербург в Петроград, желая избавиться от немецкого окончания в названии города. Аналогичным образом поступали и в провинции, переименовывая многочисленные поселения немецких колонистов на русский лад.
Через пару недель после 1 августа — дня, когда Россия и Германия объявили друг другу войну,— в Москве и Петербурге-Петрограде зафиксировали десятки случаев бегства 10–17‑летних детей и подростков на фронт. Всего по стране поймали более 400 малолетних патриотов, чьи родители подали в розыск.
Едва началась война, как в столице Российской империи разъяренная толпа разгромила немецкое посольство. Германский посланник Фридрих фон Пурталес в спешке покинул город, оставив всю свою коллекцию античного искусства.
Посол смог уехать, а вот более чем миллиону этнических немцев, проживавших на тот момент в империи, бежать было некуда.
В столице громили квартиры и учреждения, принадлежавшие немцам. Новое оборудование в типографии Иосифа Кнебеля, позволявшее издавать книги на высоком полиграфическом уровне, толпа сбросила со второго этажа на улицу.
Афишные тумбы в российских городах пестрели плакатами с призывами бойкотировать все немецкое — от одежды до музыкальных инструментов.
Антинемецкая истерия приняла государственные масштабы. Дальше всех пошел главный начальник Одесского военного округа генерал Михаил Эбелов. В октябре 1914 года он приказал высылать немцев российского подданства за контакты с иностранцами, за издание газет, книг, объявлений и разговоры на немецком языке. Месяц спустя он запретил богослужения на этом языке и всякие скопления немцев на улицах.
Екатеринославский губернатор Колобов в феврале 1915 года специальным постановлением также запретил “сборища взрослых мужчин-немцев более двух, даже из числа русских подданных, как в своих жилищах, так и вне их”.
Тогда же, в феврале, власти Российской империи приняли так называемые ликвидационные законы. Согласно им, немецкие граждане России лишались земельных владений и права землепользования в пределах 150‑верстной полосы российской территории вдоль границы с Германией и Австро-Венгрией и в пределах 100‑верстной полосы в Финляндии, по берегам Балтийского, Черного, Азовского морей, включая Крым и Закавказье.
Это притом что немцы активно жертвовали на военные нужды. Например, в четырех немецких селах крестьяне собрали для фронта более 2 тыс. руб. А 4 тыс. немцев пошли в боевые пехотные части.
Гнать немцев: В первые дни войны по российским городам прокатилась война стихийных шествий против присутствия немцев в России. Демонстрация московских гимназистов в поддержку Николая ІІ, 1914 год / DR
Летом 1915 года главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал Николай Иванов приказал начальнику Киевского военного округа взять среди населения немецких колоний региона заложников, главным образом из учителей и пасторов, и заключить их до конца войны в тюрьмы. Арестовывали по одному человеку с каждой тысячи немецкого населения.
Главнокомандующий также обязал местные власти реквизировать у колонистов все продукты, а в самих населенных пунктах разместить беженцев. На случай, если этнические немцы откажутся сдать хлеб, фураж или не пожелают принять беженцев, Иванов пригрозил — заложники будут убиты.
Патриотическое безумие доводило до того, что большинство солдат, остервенело убивающих на фронте врага, даже не могли объяснить, ради чего они это делают. Русский генерал Алексей Брусилов вспоминал: “Сколько раз спрашивал я в окопах, из‑за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой‑то там Эрц-Герец-Перц с женой были убиты, а потому австрияки захотели обидеть сербов.
Но кто же такие сербы — не знал почти никто, что такое славяне — было также темно, а почему немцы из‑за Сербии вздумали воевать, было совершенно неизвестно”. И дальше продолжает: “Чем был виноват наш простолюдин, что он не только ничего не слыхал о замыслах Германии, но и совсем не знал, что такая страна существует, понимая лишь, что есть немцы, которые обезьяну выдумали, и что зачастую сам губернатор — из этих умных и хитрых людей”.
По другую сторону окопов накал патриотического безумия был не меньшим.
Так, обычные немцы и австрийцы ополчились на русских, оказавшихся к началу войны в их странах. Только в Берлине их проживало около 50 тыс. Большинство из них приехали туда либо на курорты, либо на учебу в университеты. Их судьба была незавидной — многие подверглись гонениям.
Примером тому служит история группы актеров театра Константина Станиславского, вместе с детьми отдыхавшей в австрийском Мариенбаде. До России им довелось добираться полтора месяца, претерпев по дороге голод и издевательства местного населения. Станиславский удивлялся, как немцы, такой образованный народ, мог дойти до столь диких выходок.
В своем дневнике режиссер писал: “Как Германия могла вырастить у себя целую новую породу людей с каменными сердцами?”
Ответ ему стоило поискать на бумаге.
Война на бумаге
“Великая война отличалась от предыдущих конфликтов прежде всего признанием силы общественного мнения,— заявил в 1920 году Джордж Крил, глава американского комитета общественной информации.— Это была борьба за сознание людей”.
Борьба за сознание велась ожесточенно и массово. Многочисленными плакатами, высмеивающими врага, были залеплены многие города как в Германии и Австрии, так и во Франции, Британии и России. Карикатуры, откровенные издевки — все шло в ход.
Перегиб: Над призывами в России отказаться от немецких товаров посмеялся журнал Сатирикон, 1915 год / DR
В России власти активно использовали для поднятия боевого духа солдат и народа военный лубок — открытки с незатейливым сюжетом. Одним из его героев был Козьма Крючков — донской казак, первый солдат, награжденный георгиевским крестом.
Открытками дело не ограничивалось. Когда немцы вошли в город Нанси, откуда был родом тогдашний президент Франции Раймон Пуанкаре, они додумались раскопать могилы его предков и справлять на них нужду. Об этом случае написали газеты и Франции, и Германии. И это было еще не самое худшее, чем пресса того времени потчевала читателя, разжигая в нем ненависть к врагу.
Пропагандисты противоборствующих лагерей часто прибегали к откровенной лжи.
В той же Германии пресса не могла сообщить что‑либо, порочащее политику кайзера. Цензура не разрешала упоминать даже о страданиях немецкого народа от недоедания и голода. А немецких врачей и ученых обязывали писать — и они делали это,— что для немца очень полезно и здорово, если он ест меньше, чем до войны.
Англоязычный мир всколыхнула история о распятом немцами канадском солдате. Об этом зверстве британская газета The Times в мае 1915 года напечатала репортаж своего французского корреспондента.
Тот якобы побывал на одной из ферм возле бельгийского Ипра, где шли ожесточенные бои, и обнаружил, что изуверы-немцы “пригвозди штыками офицера Объединенного Королевства, воткнув еще один ему в горло. Тело к тому же было изрешечено пулями”. По форме и погонам корреспондент решил, что это сержант канадского подразделения британских войск.
Парламент потребовал доказательств. Газета не преминула их предоставить, пересказав свидетельства неких ирландских стрелков из Дублина. Позднее The Times периодически печатала письма других очевидцев и даже сослуживцев несчастного, сообщавших все новые детали.
Поскольку газету читали от Австралии до США, история стала притчей во языцех. Вскоре по ее мотивам стали рисовать агитационные плакаты, сопровождая рисунки распятия призывом: “Необходимо остановить это!”
Другие британские издания также не отставали, публикуя, к примеру, сообщения о том, что подданные кайзера перерабатывают трупы убитых солдат на корм для свиней.
Уже в 1920‑е годы в парламенте Великобритании сэр Остин Чемберлен признал, что все эти истории были чистой воды выдумкой.
На войне фальшивки используют, чтобы обманывать свой народ - Артур Понсонби, британский политик
“На войне фальшивки являются признанным и очень полезным оружием,— говорил после войны британский парламентарий Артур Понсонби, современник тех событий.— Все страны сознательно используют их для того, чтобы обманывать собственный народ, привлекать нейтралов на свою сторону и вводить в заблуждение противника”.
Четыре года понадобилось народам 38 государств, чтобы понять настоящую цену того, что Понсонби назвал фальшивками,— жизни 10 млн солдат, погибших в ходе Первой мировой.
Когда побежденная Германия подписывала осенью 1918 года перемирие в Компьенском лесу, противники признали, что эта война была самой кровавой и что более жестокой бойни просто не может быть. На тот момент это было правдой.
Немає коментарів:
Дописати коментар