Нарожали! — почему не любят многодетных?

Об отношении к многодетности в обществе написано и сказано многое. Кто-то нормально воспринимает семью, в которой больше трех детей, кто-то — раздраженно смотрит вслед, бормоча классическое «нарожали!» Но наиболее нервно и болезненно воспринимает современных многодетных поколение нынешних «бабушек».

В разных городах, с разным воспитанием и уровнем образования они мыслят и говорят о многодетности одинаково — агрессивно. Почему так происходит, пытается разобраться психолог, мать 10 детей Екатерина Бурмистрова.

Представители поколения, родившегося после войны, в конце сороковых, в пятидесятые, начало шестидесятых годов — сами, как правило, не единственные в семье. Было много людей из действительно больших семей. И уж тем более их родители (десятых, двадцатых годов рождения прошлого века) — почти все из многодетных семей.

То есть нынешнее поколение бабушек(тех самых, которые родились примерно в пятидесятые), активно отрицающих многодетность, знают ее по своему детскому опыту или опыту своих родителей. Это живые воспоминания о многодетности в очень тяжелых условиях, вызванных последствиями революций, гражданской войны, коллективизации, репрессиями, событиями Великой Отечественной. Тяжелый быт в коммуналках, переезды…

У каждого в багаже — история про то, почему не надо иметь много детей, основанная на том, как страшно было во время Великой Отечественной, как тяжело — после нее. Спасение от немцев, гибель отца на фронте (или — в сталинских лагерях), когда пришлось матери тянуть пятерых детей — это же не отдельные случаи, что-то подобное происходило почти в каждой семье. У прабабушки моей знакомой было тринадцать детей. Семью, у которой было крепкое хозяйство, раскулачили. Десять детей погибло. Прабабушка одна подняла оставшихся детей. Ни у кого из них уже не было много детей. И дальше — по цепочке.

Фото: Oleksandra, photosight.ru

Бабушка другой знакомой — младшая среди пятерых детей. Ее отца — крепкого крестьянина — раскулачили и расстреляли, мать пошла на заработки и сгинула. Детям пришлось выживать самим. И став взрослым они родили по одному-два ребенка… Представителей того самого поколения, которое сейчас многодетность отрицает.

То есть их отрицание многодетности — не теоретические воззрения, а — гораздо глубже. Память, закрепленная в поколениях о том, как нельзя справиться с ситуацией.

У следующих поколений появилась формулировка «мы не могли себе этого позволить». Именно с послевоенного поколения активно начались аборты.

— Неужели память поколений так сильна? Ведь дети, родившиеся в 50-60-е годы не испытали таких лишений, что их родители, их бабушки, дедушки. Тем более, когда они сами начали рожать своих детей, чаще одного, реже — двух, ситуация в стране была достаточной стабильной…

— Кроме этой памяти было еще много чего: разрушение культурных кодов, исчезновение деревенского быта. В принципе, в городской среде не нужно много детей, от них только одно неудобство. Это в крестьянской семье, которая живет натуральным хозяйством, чем больше рук, тем лучше. Сельское население сильно сократилось после коллективизации, после войны.

А в городской много детей — нарушение нормы. Квартиры маленькие, общественный транспорт явно не удобен для того, чтобы перевозить семьи с несколькими детьми, детей нужно водить на кружки, а когда их (детей) много — это уже не просто, дети сами не гуляют, лишь «выгуливаются» со взрослыми…

К тому же — уменьшилась детская смертность, и если раньше люди, рожая детей, не знали, сколько их доживет до взрослого возраста, то теперь у них появилась какая-то уверенность: «вот родим одного, и он у нас будет…» Раньше рожали 10, выживало 4, сегодня, несмотря на то, что наше здравоохранение занимает в мировых рейтингах низкие строчки, детей умирает гораздо меньше.

Сейчас ребенок — это такой долгосрочный проект, который должен быть успешным. У родителей — масса обязательств, чтобы вложить в ребенка максимум. Раньше не было такого чувства, что родители детям что-то должны.

Понятно, что многодетность нынешних молодых, чаще православных, граждан, очень может раздражать старшее поколение. Мне кажется, в их ощущениях — и чувство вины, и осознание, что ведь ничего уже не вернуть, не изменить, детородный возраст прошел. И нынешние многодетные делают то, от чего их мамы и бабушки отказались. И потому — неприятие, до остроты, многодетности.

И — начинается: «Вы ведь не справитесь, мы еле одного на ноги поставили!».

У людей этого поколения накрепко засели в голову мысли по поводу того, как нужно справляться с детьми, что им нужно отдавать все внимание. Отчасти это от того, что они сами недополучили подобное.

Нынешним многодетным, которые были или единственными детьми в своей семьи, или имели брата или сестру, приходится на собственном опыте узнавать, что такое многодетность.

У нас дом под Козельском, и вот как-то, когда у меня родился только третий или четвертый ребенок, я иду по улице, на лавочке сидит старушка. И она мне говорит: «Деточка, да что ж ты делаешь! Ты же сама не съешь и им не дашь!» Действительно искренне переживающая бабушка была в своей семье пятым ребенком и очень хорошо помнит свое нелегкое детство.

В той же деревня молочница — двенадцатый ребенок. У нее — одна дочка, которая родила ей одну внучку. Будучи двенадцатой в семье, пережив невероятные лишения, она внутренне сделала вывод, что жить, поднимать детей — это невероятно тяжело. Ведь речь тогда шла не о том, смогут ли дети получить высшее образование. Нужно было как-то всех прокормить… И став взрослой, она решила, что ее дети не должны так нуждаться. Потому — родила одного ребенка, чтобы дать ему все «по высшему разряду». Цепочка пошла дальше.

Таких историй — множество. Те, кто был пятым, двенадцатым в окловоенные годы, родили по одному ребенку. И не потому, что их родительские семьи были плохие. Наоборот, в семьях чаще были прекрасные отношения. Просто катаклизмы XX века очень ударили по семье. Многие семьи пережили потерю близких, семьи переехали из деревни в город, из одной части страны — в другую, что привело к утрате общих родственных связей, поддержки со стороны большой семьи —бабушек-дедушек, братьев-сестер, дядь-теть и так далее.

Забыли, кто такие дети

— По одному — два ребенка принято рожать и в странах Европы…

— Да, изменение подхода к воспитанию — общеевропейский процесс. Хотя за рубежом не было таких культурно-исторических сломов, как у нас… Сейчас родителям нужно не просто дать жизнь ребенку, как это было у наших бабушек. Ему обязательно следует еще дать образование, квартиру, машину….

Нынешние многодетные, в большинстве случаев, это все детям дать не могут. И поэтому они — нарушители, которые пытаются вернуться к тому, что было до войны. Они нарушители сложившийся культурной традиции, согласно которой ребенок — получатель всех благ семьи.

Сейчас все меньше мы можем увидеть ситуацию советских фильмов 50-х годов, когда молодая девушка приезжала в Москву с имуществом, состоящим из одного чемоданчика. Она сама выходила в большую жизнь, получала профессию. Сейчас, если родители не обеспечили обучение в институте, отдых заграницей два раза в год и отдельное жилье, они оцениваются как плохие родители. Причем речь — уже о выросшим ребенке. А нынешние многодетные как будто все это отрицают, своей жизнью словно бросают вызов окружающим.

Мне кажется, люди, которые рожают по многу детей, поняли, ухватили что-то такое, какую-то другую суть. Это следующий шаг после слома традиции многодетности. Или это какой-то другой шаг. Современная российская многодетность — неисследованное явление.

И оно вызывает отторжение. Потому что это не норма, «не по-нашему». Еду как-то в лифте, и женщина из подъезда спрашивает: «Так вы мама этих детей? Как же так, вы же русская женщина?!»

— В семидесятые годы государство вроде поддерживало многодетных, давало медали, звания. То есть, по идее, повышало престиж. Но престиж так и не рос. Почему?

— Проблема, которую мы обсуждаем, очень многопластова, с глубокими социальными корнями. Православное меньшинство, которое решается рожать, является нарушителем естественного движения социальных процессов. Притом я не говорю, что это прогресс. Скорее — речь о регрессе. У нас же стремительно сокращается население: короткой продолжительность жизни, низкая рождаемость. Депрессия нации.

Дети, которых мы рожаем, по сути, никому не нужны.

Идешь по улице, и детям никто не радуется, никто не улыбается, реагируют с раздражением.

Причем негативное отношение к детям в нашем обществе — несознательное. Маленькие дети, в основном, раздражают.

Если вы поедете в метро с маленьким ребенком и он начнет капризничать, у восьмидесяти процентов взрослых людей будет реакция: «Какой невоспитанный, он нам мешает ехать!» Мало кто посмотрит с сочувствием, с пониманием.

В других странах, не обязательно далеких, отношение другое. Например, в Сербии, или в восточных странах, которые входили в состав Союза. Для них дети — это что-то радостное, не обременяющее.

Почему у нас все иначе? Может быть, особенности национального характера, который воспитывается в достаточно суровых климатических условиях? А может быть потому, что распространено воспитание в семье одного — двух детей. То есть период, когда человек соприкасается с маленькими детьми, получается довольно коротким. Пять — семь лет, и ты уже «отстрелялся», младенцев близко не видишь…

К тому же увеличивается возраст, когда начинают рожать. Поколение менеджеров сначала заработают на квартиру, состоятся в профессии. Потом — родили, в детский сад отдали, на работу вышли и — все.

Когда вышла моя книга о беременности, муж стал предлагать: «Давай подарим одним знакомым, другим». А я, несмотря на то, что в моем окружении много многодетных, рожающих, понимаю, что многие из перечисленных им вряд ли когда еще родят, и дарить им книгу даже как-то неудобно.

У нас очень много людей, которые далеко от детей, забыли, какими может быть их поведение, реакции.

Еще жестко реагируют на детей те, кто делал аборты.

— Поколение родителей — не рожали много детей. Их дети — пытаются рожать. То есть в каком-то смысле — вновь нет связи поколений?

— В этом смысле преемственность налицо. Ведь на самом деле многодетные — узкая прослойка, а не массовое явление в обществе. И в основном — речь о Москве, где уровень жизни — выше, и где больше единомышленников, понимающих, что на самом деле дети — это благо.

В провинции ситуация иная.

И количество многодетных семей в целом по России не увеличивается.

Екатерина Бурмистрова