Я — русский. Кто я и зачем я?

Подавляющее большинство людей, родившихся и проживших жизнь в устойчивой реальности современного европейского мира, воспринимают такие сущности, как общество, нация, государство, национальные и государственные границы, в качестве самоочевидных реалий и обязательных атрибутов социального бытия. Человечество естественно дробится на этнические единицы: этносы, народности, нации. Нации устойчиво заселяют некоторые территории и отличаются друг от друга совокупностью признаков: языком, исторической судьбой, национальным характером и др., а также особым чувством национальной общности или идентичностью, в котором самообнаруживается нация. Всякое государство политически структурирует общество, проживающее на некоторой территории.

Между тем устойчивая картина этнокультурного и государственного структурирования мира — результат длительной исторической эволюции, разворачивавшейся на некотором ограниченном пространстве. Достаточно выйти за рамки Ойкумены и обратиться к ситуации Эфиопии, Сомали или Афганистана, чтобы обнаружить неустойчивость и эфемерность тех реалий, которые окружают европейца. Они неочевидны, если и существуют, то носят формальный характер, статус их проблематизован. Люди живут в мире, устроенном по другим законам, где нет ни границ, ни гражданства, ни государства в собственном смысле. Живут в мире, для которого бессмысленно понятие нации. Иными словами, устойчивая и привычная нам ситуация сама по себе не гарантирована. Процессы структурирования человечества — этнокультурного, экономического, политического — нуждаются в осмыслении.

В современном, модернизированном мире общество, созидающее государство, формирует так называемую “политическую нацию”. Политическую нацию можно рассматривать как гражданскую общность, готовую к жизни в рамках единого государства, принимающую на себя сумму прав и обязанностей, из этого вытекающих. Нация предполагает общность прошлого, общее актуальное настоящее и общее будущее. В современной реальности политическая нация может быть весьма гетерогенной — этнически, конфессионально. Однако она не тождественна произвольному сообществу людей, эмпирически оказавшихся в границах государства. Порождающая национальное государство политическая нация предполагает существование устойчивого исторического ядра — народа со своим языком, верованиями, культурой, исторической судьбой, связанного с этим государством. Этот народ воспроизводил историческую государственность и формировался в ее границах. Однажды традиционный исторический народ может превратиться в политическую нацию, вбирать в себя новые этнические и культурные потоки. Но для того, чтобы ассимилировать что-либо, создавать полиэтничные общности или мультикультурные организмы, надо иметь устойчивую исходную целостность. На этот исходный этнокультурный костяк “навешиваются” народы и народности, вошедшие в государство в ходе исторического развития, мигранты, представители других культур, рас, конфессий. В нашем случае этнокультурным стержнем государства выступает русский народ.

ПОДХОДЫ К ПРОБЛЕМЕ

Проблема состоит в следующем: народ — живой организм. Всякий народ обладает достаточной устойчивостью, противостоит возмущающим воздействиям и адаптируется к изменениям внешнего контекста. Однако, как и все под луной, народы не вечны. В некоторых ситуациях они переживают кризисы. А случается, что распадаются, исчезают, сходят с исторической арены. Россия как страна, как общество с особой культурой, историей и самостоятельной цивилизацией существует постольку и до тех пор, пока идет процесс воспроизводства русской этнокультурной целостности. В самом общем выражении, русские в настоящее время переживают ситуацию модернизационной трансформации. Если развернуть и выделить самое существенное, надо отметить окончательное размывание традиционной культуры, переход от экстенсивной к интенсивной стратегии исторического бытия, переход от империи к национальному государству. К этому добавляется вступление России в глобализующийся мир. Иными словами, базовые, граничные условия воспроизводства русских существенным образом изменились. Российское общество было либо чисто традиционным, либо представляло собой неустойчивую комбинацию в разной степени модернизированных и традиционных слоев и страт. Русские никогда не жили вне империи. Русский народ характеризовался экстенсивной стратегией бытия. Россия на всем протяжении своей истории была достаточно изолированным обществом. Меры открытости России Востоку или Западу варь­ировались, однако это были вариации изоляционистской парадигмы. Наконец глобализующийся последние 500 лет мир вступил в очередную фазу данного процесса, характеризующуюся доминированием нового глобального качества. Все эти обстоятельства проблематизуют воспроизводство русской этнокультурной целостности.

Сегодня обращение к названной проблематике, как правило, не идет дальше анализа статистики, демонстрирующей устойчивый отрицательный прирост населения РФ с начала 90-х годов. Оппозиционная публицистика склонна трактовать эти данные как свидетельство вымирания русских. Проблема рождаемости существенна, однако нас интересуют более широкие и, как представляется, более важные процессы, задающие воспроизводство русской идентичности и определяющие наполнение этой идентичности. Отрицательный прирост населения свидетельствует о снижении общего числа физических но­сителей российского гражданства. Русские — носители российской этнокультурной идентичности — живут в целом ряде государств, по-разному соотнося себя с РФ. Рядом с русскими живут люди, принадлежащие другим этнокультурным целостностям, которые в силу различных обстоятельств переехали на жительство в РФ или собираются это сделать. Перед ними открываются сценарии временного пребывания, ассимиляции, сепарации. Воспроизводство нации и Российского государства в конечном счете задано динамикой этих процессов. Рождаемость — лишь один из факторов в этом ряду.

Наше убеждение состоит в том, что адекватный проблеме анализ предполагает рассмотрение широкого круга проблем и обращения к анализу больших исторических конъюнктур. Для того, чтобы понимать тенденции развития в ближайшие 50 лет, надо располагать серьезной исторической перспективой. Колдовать над цифрами рождаемости или приездов-отъездов в ближайшие 30 лет — занятие бесперспективное. Исследователя подстерегает аберрация близости, возникает неразрешимая проблема критериев и т. д. Требуется широкое видение проблемного поля и глубина исторической перспективы.

Интересующие нас процессы суммируют воздействие множества факторов. Они лежат на пересечении демографических, социальных, политических и общекультурных процессов. В начале разговора о логике разворачивания этнокультурного ядра Российского государства полезно очистить свое сознание, сняв возможные стереотипы и мифологемы, чаще всего неосознаваемые, которые искажают реальную перспективу.

Прежде всего, в обыденном сознании проблематика русского народа, проблематика нации мыслится в логике моделей архаического рода. Суждение “мы — русские” понимается в том смысле, что мы произошли от древних славян. При этом имеются в виду непосредственно те славяне, о которых повествуют первые параграфы учебников отечественной истории. Пришли славяне на территорию Киевской Руси, расплодились за тысячу с лишним лет, а мы — их потомки. Это — чистая мифологическая картинка, имеющая минимальное отношение к реальности. В таком случае на стадиально последующие феномены переносятся модели осмысления, рожденные в предыдущую эпоху. Народ или нация мыслится как родовое целое, которое плодится, размножается либо вымирает, а динамика нации, изменение ее численности предстает результатом динамики рождаемости.

Проблемы русского народа и его истории, к сожалению, идеологизированы по многим основаниям. Прежде всего, здесь возникает проблема трех народов — наследников Киевской Руси: белорусов, русских и украинцев. История Киевской Руси излагается как первая глава истории русского народа. Таким образом, Киевская Русь оказывается исторической и смысловой предтечей Московии. В этой перспективе белорусы с украинцами оказываются неким побочным продуктом относительно магистральной линии развития. Что же касается этногенеза русского народа, то он сдвигается на три века в глубь времен. В имперскую эпоху такие модели смотрелись вполне естественно. Сегодня они, очевидно, нарушают принципы политической корректности. Но дело даже не в этом. Проблема существенно глубже, ибо искажается подлинная теоретическая перспектива. Этногенез русского народа, развитие его и существование до настоящего времени задавалось суммой устойчивых факторов, которые сложились за рамками как временных, так и пространственных границ Киевской Руси.

Русский народ, как и любой другой народ, возникал из скрещивания, взаимной ассимиляции, перемешивания некоторых этнических потоков, которые присутствовали на территории Русского улуса — Московского царства — Российской империи — СССР. Территория, на которой разворачивалось формирование русского народа, лежит в лесной, либо лесостепной зоне. Эти пространства традиционно заселяли финно-угры. Примыкавшая к лесной степная зона заселялась разнообразными тюркскими народами. На северо-западе русские соседствовали с литовскими племенами.

Северо-западные соседи восточных славян — литовские племена — со II века занимали бассейны Немана и Западной Двины и от Балтийского моря доходили до истоков Днепра и Волги. К тому времени, когда восточные славяне пришли на территорию Киевской Руси, численность славян и литовцев была сопоставима. Сегодня же суммарная численность латышей и литовцев примерно в 30 раз меньше, нежели численность одной из трех ветвей наследников восточных славян — русских. Эта разница связана с исторической судьбой русского народа, создавшего огромное государство, расселившегося на бескрайних просторах и ассимилировавшего неоглядный объем иноплеменников, в том числе и литовцев. Мы слабо представляем себе масштаб процессов ассимиляции, которая продолжалась на всем протяжении истории русского народа. За этим стоит и энергия ассимилятивного напора и стадиальное превосходство русских над своими соседями, и мощь Российского государства. Масштабы ассимиляции были связаны и с тем, что на пространствах от Смоленска до Татарского пролива русским соседствовали догосударственные, раннегосударстенные общества, племена, народы и народности, которые сравнительно легко растворялись в целостности государствообразующего народа¹.

Так, устойчивая ассимиляция финно-угров — константа развития русских славян. Эти процессы идут более тысячи лет. Входящие в РФ народы финно-угорской группы — остатки огромного, неоглядного моря, которое занимало некогда практически всю территорию лесной зоны. Степная зона была пространством безусловного доминирования тюрок. Кочевники и земледельцы всегда находятся в динамическом взаимодействии. Они нуждаются друг в друге в хозяйственном отношении, взаимодополняют один другого, торгуют, воюют, умыкают в полон, перемешиваются². Ассимиляция русских славян со степняками происходила на фоне драматического военного противостояния. Этот процесс знал свои приливы и отливы. Тюрки-степняки со своей стороны смешивались с финно-уграми, создавали ранние государства (Волжскую Болгарию), входили в состав Золотой Орды. В эпоху доминирования Орды процессы ассимиляции русских в “татары” наверняка доминировали над противоположным потоком. Однако угасание Орды, доминирование Москвы и создание царства, охватившего всю территорию Улуса Джучи, сменило ассимилятивную доминанту. Татары, веками взаимодействовавшие с русскими, и их данники пополнили ресурс ассимилятивного освоения. Ассимиляция этих народов идет веками.

Русский народ как самостоятельная этнокультурная общность складывается в XIII—XIV веках. Историки фиксируют изменения в языке (исчезает звательный падеж)³. На территории Суздальской Руси русские в массовом порядке ассимилируют финно-угров, не представленных в степной зоне. С изменением ландшафтно-климатических условий и доминирующего потока ассимиляции изменяется антропологический тип. Перипетии политической истории разводят наследников Киев­ской Руси по разным государствам. За два-три века накапливаются разительные отличия в образе жизни, культуре, стиле поведения. Как указывает Скрынников, православные феодалы, проживавшие на территориях Украины и Белоруссии, нанятые Лжедмитрием и пришедшие с ним в Москву, воспринимались москвичами как поляки⁴. К началу XVII века москвичи отказывались видеть в украинцах и белорусах своих близких родственников.

Помимо финно-угров и тюрок, о которых было сказано выше, существовал еще один фактор, значимый для процессов формирования и разворачивания русского народа. С распадом Киевской Руси возникает три самостоятельных центра консолидации народов — наследников Руси Киевской — белорусского, русского и украин­ского. Однако результирующая картина выглядит сложнее.

На юге России, в регионе причерноморских степей и до предгорий Кавказа, просматривается самостоятельное ядро этнической консолидации. Возникновение этого ядра, скорее всего, связано с проблемой скифов. Родственные славянам индоевропейцы скифы веками, если не тысячелетиями заселяли южнорусские степи. На этих территориях их фиксирует еще Геродот. Затем они исчезают (по крайней мере, из источников), и в южнорусских степях появляются тюрки. В исторической науке существует точка зрения, согласно которой скифы участвовали в этногенезе населения Киевской Руси⁵. Но в данном случае для нас важнее следующее: в причерноморских степях давным-давно сложилась устойчивая общность населения, осваивавшего эту территорию, которая лежала за рамками древних государств и базировалась на путях торговых и стратегических коммуникаций. Назовем эту общность условно “бродниками”. Речь идет об устойчивой, существовавшей тысячелетия системе расселения, реализовывавшей определенный тип существования, последовательно ассимилировавшей всех тех, кто оседал на этих землях. Скифы, греки, армяне, славяне, тюрки (печенеги, торки, половцы, татары), представители других народов сформировали общность, из которой вырос сегодняшний юг России. Дополняя картину, специалисты говорят о том, что в этом пространстве были и отдельные островки варягов, которые также тяготели к “бродам”, старались контро­лировать водные пути. Юг России поро­дил особый, яркий феномен — русское казачество. Существенно отличаясь от центра России антропологическим типом, ­образом жизни, языком, население юга России самоосознает себя русским и православным. Иными словами, политически и культурно центрировано на Москву, притязая, впрочем, на известную автономию, исторически закрепленную за казачеством...

Продоолжение см. здесь.

Игорь Яковенко — культуролог, доктор философских наук, профессор российского государственного гуманитарного университета. Живет в Москве.