Не я ли, Господи?

В Великую Среду Церковь вспоминает помазание Христа миром и предательство Его Иудой, а также готовится к воспоминанию Тайной Вечери.

Предлагаем вниманию читателей главу из книги «О чем говорит Христос? Разговор о Евангелии со священником Алексеем Уминским», вышедшей в 2011 году в издательстве «Никея».

Беседа к четырнадцатой главе Евангелия от Марка*

Приближалось празднование иудейской Пас­хи, а вместе с тем — время исполнения про­рочеств о Христе, приближались дни Его ис­купительной жертвы, крестных страданий и воскресения. Иудейская Пасха была празд­ником, установленным в память об освобож­дении еврейского народа из египетского пле­на, в память того, как Господь вывел свой народ из рабства в Землю обетованную.

Сам этот переход через Чермное море (которое обычно принято отождествлять с Красным морем, но тем не менее, возмож­но это был какой-то залив Красного моря или одно из озер, располагавшихся между Егип­том и Израилем) обозначается древнееврей­ским словом «ООП» — «песах» — «прохождение мимо», символизирует для нас, сегодняш­них христиан, равно как и для ветхозаветных иудеев, путь от рабства греху к свободе, от смерти духовной — к воскресению, от смерти физической — к жизни вечной. Особым знаме­нием, знаком, символом этого праздника яв­лялся пасхальный агнец — ягненок, которого следовало заколоть и вкушать, не разламывая костей, приправляя горькими травами.

Стоит вспомнить о том, что фараон не отпускал еврейский народ из Египта на покло­нение святыням и за это был наказан казнями египетскими. Последняя казнь, призванная окончательно вразумить фараона и предо­ставить евреям возможность уйти от него, была особенно страшна — в Египте погибли все первенцы, от человека до животных. Ев­реям было заповедано помазать двери домов, в которых они жили, кровью однолетнего, чистого ягненка. В ночь, когда истребляющий Ангел прошелся по египетской земле, и все первородное было уничтожено, еврейские дома, помеченные кровью, оказались сохра­нены — искуплены кровью агнца. Это стало прообразом крестной смерти Спасителя, сим­волом Его искупительной жертвы и залогом нашего спасения.

Все эти древние пророчества хранились в еврейском народе, передаваясь из уст в уста, но до конца не были поняты им, так же как и апостолами, до того момента, пока Сам Хрис­тос не явил в Себе Агнца непорочного, Чьей кровью был окроплен Крест, на котором Его распяли. Этой кровью каждый из нас был ис­куплен от смерти, освобожден от греха и из-под власти дьявола.

И вот праздник приближался. Иисус был в Вифании, как написано, у Симона прока­женного. Об этом Симоне говорится и в дру­гих Евангелиях, так же как и о женщине, ко­торая пришла тогда к Иисусу со скляницей мира — особым образом приготовленного благоуханного и очень дорогого масла. Этой женщине посвящено богослужение, соверша­емое на Страстной седмице Великого поста. Известно, что она была блудницей. Жизнь ее была скверна и нечиста, и вдруг она прино­сит чистейшее благовоние, как бы становясь на то место, которое когда-то занимали волх­вы. Ведь миро было одним из даров, которые волхвы принесли Младенцу Христу в Вифле­емскую пещеру.

Кроме того что миро является драгоцен­ностью, такое подношение имело еще один, сугубо ритуальный смысл. Миром помазывали покойников. Не всех, конечно, но наиболее благородных, наиболее достойных и уважае­мых. Миро было знаком величайшего почте­ния к усопшему и одновременно бальзамиро­вало тело для того, чтобы память о человеке жила в поколениях.

Женщина из-за своего образа жизни ни­как не могла войти в дом Симона, о котором известно, что он был фарисеем, то есть чело­веком, чуравшимся грешников. Впрочем, ви­димо, этот Симон знал что-то такое, чего не знали другие фарисеи. Возможно, он был тем самым человеком, который спрашивал у Го­спода о главной заповеди в Законе Божием.

Блудница начинает смазывать этим дра­гоценным миром ноги Спасителя, с плачем отирая их своими волосами. Это стало обра­зом величайшего покаяния, образом глубо­чайшего потрясения души. Такие действия свидетельствуют о том, что женщина встре­тила Христа, и Он полностью изменил ее жизнь. В ответ она приносит Иисусу самое до­рогое, что у нее есть, и даже апостолы начи­нают роптать и искренне не понимают, зачем все это: ведь миром ноги не мажут! Его мож­но было бы продать более чем за триста дина­риев и раздать эти деньги нищим. Господь от­крывает им тайну:

оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благо­творить; а Меня не всегда имеете. Она сде­лала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению. Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала (Мк. 14: 7-9).

Так и случилось. Каждое Евангелие немного по-своему, слегка различающимися словами, но непременно описывает это событие.

В среду Страстной седмицы Православ­ная Церковь поет:

«Господи, яже во многия грехи впадшая жена, Твое ощутившая Божество, мироноси­цы вземши чин, рыдающи миро Тебе прежде погребения приносит: увы мне глаголющи! Яко нощь мне есть разжжение блуда невоз­держанна, мрачное же и безлунное рачение греха. Приими моя источники слез, Иже об­лаками производяй моря воду. Приклонися к моим воздыханием сердечным, приклонивый небеса неизреченным Твоим истощанием: да облобыжу пречистеи Твои нозе, и отру сия паки главы моея власы, ихже в раи Ева, по полудни, шумом уши огласивши, страхом скрыся. Грехов моих множества, и судеб Тво­их бездны кто изследит? Душеспасче Спасе мой, да мя Твою рабу не презриши, Иже без­мерную имеяй милость».

Приведем и русский перевод этого пес­нопения:

«Женщина, предавшаяся многим гре­хам, Твое, Господи, ощутившая Божествен­ное естество, как мироносица, рыдая, при­носит Тебе миро прежде погребения, говоря: О, горе мне! Как ночной кошмар мое блудное непотребное разжжение, мрачное и безлун­ное служение греху. Прими потоки моих слез, Наполняющий моря дождевыми каплями; приклонись к моим сердечным воздыхани­ям, Приклонивший небеса несказанным Тво­им воплощением, да облобызаю пречистые Твои ноги и отру их своими волосами — те са­мые ноги, шаги которых Ева в раю услышав, в страхе скрылась. Множество моих грехов и тайны Твоих судеб кто исследует? О Спаси­тель моей души, бесконечно Милостивый, не презри меня, Твою рабу».

* * *

Далее речь впервые заходит о предатель­стве Иуды. Один из двенадцати апостолов от­правился к первосвященникам, чтобы пре­дать Христа. Зачем ему это понадобилось? Какую выгоду он мог получить в результате этого злодеяния? В качестве награды ему по­обещали тридцать сребреников — сумму не то чтобы мизерную, но никак не огромную. На эти деньги, к примеру, можно было купить на невольничьем рынке одного раба. Вот за эти деньги Иуда согласился предать Иисуса и стал ожидать удобного случая.

А Христос тем временем готовится к Пас­хе. Как иудей, как Исполнитель Ветхого За­вета, Он вместе с учениками встречает этот святой день так, как и полагалось это делать. 14 нисана, в главный день праздника, Иисус собирается с апостолами на Тайную вечерю, на Свой последний пасхальный ужин. Когда они возлежали и ели, Христос произносит та­кие слова:

истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня (Мк. 14: 18).

Эту фразу обычно относят только к Иуде, но каждый из учеников почему-то спросил: «Не я ли, Господи?» Каждый из учеников почув­ствовал вдруг, что вопрос касается его лич­но.

Почему? Почему каждый вдруг почувство­вал угрызение совести и страшное ощущение вины? Оказалось, что слова Христовы отно­сятся не только к Иуде, но к каждому из со­бравшихся за столом. Апостолы наконец осознают, что окружены уже не ликующей толпой, восхваляющей и приветствующей Христа, а нагнетавшейся злобой, желанием обвинить в чем-то Иисуса. Этого ученики не могут не чувствовать. Они вспоминают сло­ва Учителя о том, что Он идет в Иерусалим, и там Его будут бить, унижать, и Он будет рас­пят. Они понимают, что если все это касается Его, то вполне может коснуться и их. Им ста­новится страшно, и они один за другим начи­нают вопрошать: «Не я ли, Господи?»

Не относится ли этот вопрос вообще ко всему человечеству? Если так, то относится он и к каждому человеку, к любому из нас. «Не я ли, Господи?» — может и должен спросить всякий. Ведь в жизни каждого тоже непремен­но наступит момент, когда придется сделать решительный, окончательный выбор: со Хри­стом я или без Него, иду ли я с Господом до конца или отступаюсь от Него и бегу в ужасе, когда передо мной разверзается бездна?

Апостолы задали этот вопрос, потому что были чистосердечны, потому что их совесть не позволила им промолчать, и сделали это не зря. Когда наступил самый страшный час, каждый из них по-своему предал Христа, каж­дый бежал от Него, каждый струсил и спря­тался. Это обстоятельство еще раз подчерки­вает, насколько же они были похожи на нас, но оно же означает, что и мы в чем-то можем оказаться похожими на них. Мы знаем о том, что ученики бежали от Господа, но нам также известно, что они нашли потом силы вернуть­ся к Нему и последовать за Ним. Практически все они в конце концов закончили свою жизнь так же, как Иисус, — мученической смертью на кресте.

И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Мое. И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все. И сказал им: сие есть Кровь Моя нового завета, за многих из­ливаемая (Мк. 14: 22-24).

Эти слова звучат в Церкви и ныне и будут зву­чать до конца этого мира, вплоть до Второго пришествия Христа. На Тайной вечере Го­сподь наш Иисус Христос устанавливает вели­чайшее Таинство, которое мы даже называем «Таинством таинств», — святую евхаристию, Таинство Причащения Его Тела и Святой Крови. Церковь живет этим Таинством; все христиане почитают его необходимейшим условием своего спасения, освящения и сое­динения со Христом.

Господь оставил нам это Таинство не про­сто в качестве воспоминания о Своем земном бытии, о Своих страданиях и даже о Своем воскресении из мертвых. Оно дано нам для са­мого главного. Смысл того, что Христос при­шел на землю, был сформулирован одним из величайших богословов, епископом Афа­насием Александрийским. Когда он говорил о воплощении Сына Божия, когда он говорил о том, зачем бесконечный, всесильный, все­могущий и неизреченный Сын Божий — вто­рое Лицо Святой Троицы, вдруг стал челове­ком и безмерно унизил Себя, приняв вид раба, святитель подчеркивал: «Бог стал человеком для того, чтобы человек стал Богом».

Христос вочеловечился, взял нашу при­роду для того, чтобы мы, люди грешные, зем­ные, ограниченные, ни к чему не способные, не могущие даже победить элементарный грех без помощи Божией, вдруг сделались бы подобными Ему. Если Он очеловечился, то мы должны обожиться, принять Его Божествен­ную природу.

Каким же образом человек может вер­нуть себе эту когда-то утраченную Божествен­ную природу? Сам Господь дарует нам ее через причастие Его Тела и Крови, через приобще­ние, через непостижимое соединение с Ним. Под видом хлеба и вина на каждой Божествен­ной литургии, совершаемой в Православной Церкви, любой верующий христианин при­чащается истинного Тела и истинной Крови Христовой. Это значит, что Его Божествен­ное Тело становится нашим телом, а Его Бо­жественная Кровь течет отныне и в наших жилах.

Он щедро отдает нам Свою жизнь, а в от­вет принимает нашу. Он делает нас Собой, Он говорит нам: «Все Мое — твое!» Соединя­ясь с Богом, каждый из нас удивительным об­разом становится единым со всеми, кто так же, как и мы, соединяется с Ним. Все мы — братья и сестры, поскольку ведем свой род от Адама и Евы, но в этом великом Таинстве нашим Родителем становится Сам Бог, пото­му что в каждом из нас течет Кровь Христова, и каждый из нас теперь сопричастен Его Божественному Телу.

* * *

Ночь, проведенная Господом в Гефсиманском саду, — один из самых страшных и, по­жалуй, один из самых малопонятных совре­менному читателю евангельских эпизодов, и именно потому, что в нем слились воеди­но два основополагающих духовных мотива. С одной стороны, в этом отрывке явственно слышится леденящее дыхание смерти. Ужас телесной, физической гибели, приближавшейся ко Христу, охватывает не только Ии­суса, но и всякого человека, глубоко и внимательно вчитывающегося в евангельский текст. И при этом очень многое остается нам неясно. Мы ведь не устаем повторять, что Ии­сус Христос — Сын Божий, что Он — истин­ный Бог, что Он — всемогущ и Свое всемогу­щество непрестанно подтверждает чудесами и удивительными явлениями: и преображени­ем на святой горе Фавор, и хождением по во­дам, и тем, что повелевает стихиями, и тем, что исцеляет безнадежно больных, и тем, что воскрешает мертвых. И вдруг перед нами ока­зывается на первый взгляд совершенно не­мощный, смертный человек, в сущности та­кой же, как и мы с вами…

Гефсиманское борение — это, наверно, самый острый момент Божественного ума­ления или, как говорит о том наше богосло­вие, «Божественного истощания» Христа. Мы уже говорили, что Он умалил себя настолько, что принял образ раба. Но это умаление Бо­жества, это уничижение Божественное дохо­дит наконец до того, что Господь становится беспомощным в своем умирании, потому что каждый человек перед смертью — в сущности, совершенно беспомощен.

Самое страшное и поистине самое неиз­веданное из того, что только может случить­ся и непременно рано или поздно произой­дет в нашей с вами жизни, — это, конечно же, телесная, физическая смерть. Та смерть, о ко­торой мы, в отличие от животных, знаем на­перед, та, которую никому из нас избежать никак не получится, та, о которой мы не хо­тим задумываться и которую все время пыта­емся отдалить от себя всеми силами, потому что поверить в то, что нам суждено умереть, человеку, пожалуй, действительно невозмож­но. Люди попросту не в состоянии до конца осознать неизбежность собственной смертно­сти и именно поэтому столь ужасной для них оказывается кончина их близких. Она пред­ставляется им совершенно бессмысленной, но при этом жесточайшей реальностью, ко­торую никак невозможно принять, с которой никогда невозможно согласиться.

Так вот, смерть приближается к Иисусу, и Господь оказывается пред ее лицом таким же беспомощным, как и каждый из нас. Хри­стос ведь идет умирать нашей смертью! Ему как Богу смерть совершенно чужда. Как Бога она совершенно Его не может коснуться, по­тому что Он — есть жизнь вечная. Именно по­этому смерть, которую Христос принимает, страдание, на которое Он идет, могут быть только добровольными, принятыми Им ради нашего с вами спасения.

«Моление о чаше» (мозаика собора Святого Марка)

Пожалуй, следует напомнить и о том, что человеческая смерть — результат грехопаде­ния, смерть — это порождение греха, неиз­бежная расплата за него. Человек стал смерт­ным исключительно потому, что отошел от Бога, только из-за того, что он согрешил. Адам в своем первозданном, безгрешном со­стоянии не умер бы вовек: ему милостью и лю­бовью Божией изначально было уготовано бессмертие. Однако Адам и Ева избрали иной путь — путь смертный.

Христос, непорочно воплотившийся от Пресвятой Богородицы Девы Марии и Свя­того Духа, не имел на Себе греха. Мы гово­рим, что Он был новым, безгрешным Адамом, а значит, смерть не имела над Ним абсолют­но никакой власти и, следовательно, Он мог ее принять только по Собственной воле, при­неся Себя в жертву во искупление наших гре­хов. Господь, Который, конечно же, не может умереть, и все же, как человек, чувствующий приближение смерти, содрогается всем суще­ством.

Он, отойдя немного, пал на землю и молил­ся, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и го­ворил: Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня, — и тут же добавил: — но не чего Я хочу, а чего Ты (Мк. 14: 35-36).

Эти слова каждый из нас повторяет, чи­тая молитву Господню: «Да будет воля твоя!», потому что воля Божия — это и есть вся наша жизнь. Потому что если Он послал Сына Сво­его Единородного для того, чтобы Тот умер за нас, то Его воля — это наша вечная жизнь, это — спасение, это — Его бесконечная лю­бовь. Поэтому слова: «Да будет воля Твоя!», по сути, означают: «Да пребудет всегда лю­бовь Твоя со мной! Да будет всегда Твоя сво­бода со мной! Да будет всегда со мной Твоя покрывающая меня десница!» Вот что на самом деле означают эти слова, потому что, если сопутствует нам воля Божия, можно вообще ни­чего в жизни не бояться, можно вообще ни о чем больше не просить и ни с какой иной молитвой к Господу не обращаться. Потому что, если с нами пребудет воля Божия, с нами пребудет и Сам Бог, а вместе с Ним — и все не­изреченные блага, от Него исходящие.

Христос, как написано в одном из Еванге­лий, молится до кровавого пота. Вручая Себя в руки Божии, Он вручает Ему и каждого из нас, он вверяет воле Божией все человечество. Бог не может хотеть погибели, Он хочет жиз­ни, и ради этой жизни в жертву приносится.

Его Единородный Сын, дабы искупить каж­дого из нас от власти смерти, от власти греха и от силы дьявольской.

А уставшие апостолы засыпают именно тогда, когда Господь просит их:

душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте (Мк. 14: 34).

Когда Сыну Божию оказалась нужна человече­ская помощь, они отходят ко сну! Как же лег­ко в это верится.

На самом деле, человеку трудно быть с Богом, если только его желание сопутство­вать Ему искренне. Необыкновенно тяжело постоянно жить в свете истины, невыноси­мо непрестанно ощущать всепоглощающую любовь! Ведь в этом случае человек особенно отчетливо видит свое несовершенство, свою искаженность, свою немощь. Нелегко нести крест Божественной любви, крест Божествен­ного присутствия, крест Божественной мило­сти!

Нам по недомыслию кажется, что пребы­вать с Богом хорошо, легко и приятно исклю­чительно потому, что мы берем от Него лишь малейшую часть Его бесконечных даров — ту, которая нужна нам сегодня; ту крошечку, па­дающую с щедрого стола Господня, которую можем использовать здесь и сейчас для соб­ственных нужд. Но вот когда наступает пора полностью вручить себя в руки Божии и при­нять Его также, полностью, мы вдруг отчет­ливо осознаем свою глубочайшую духовную несостоятельность, абсолютную нищету на­ших душ и сердец. Однако следует помнить: если христианин ощущает эту нищету, понуж­дает себя и трудится над собой, тогда слова:

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Не­бесное (Мф. 5: 3)

— адресованы именно ему, че­ловеку, которому хотя и трудно быть с Богом, но все же следующему за Ним.

Вот и апостолам трудно пребывать с Гос­подом. Веки их налились свинцом, они погру­жаются в сон. Христос приходит и будит их и снова молится о Чаше, снова молится Сво­ему Небесному Отцу. И мы видим Его победу: Он вдруг совершенно успокаивается и испол­няется сил, спокойствия и той самой волей Божией, о которой молился.

Кончено, — говорит Он ученикам. — При­шел час: вот предается Сын Человеческий в руки грешников. Встаньте, пойдем; вот при­близился предающий Меня (Мк. 14: 41-42).

* * *

Образ Иуды Искариота многократно и совершенно по-разному интерпретировался в философских трудах, в богословской и тем более в художественной литературе. Нашим современникам доступно даже «Евангелие от Иуды», написанное членами одной из гности­ческих сект и которое, конечно же, самому Иуде принадлежать никак не может. Авторы этого текста, не приняв Евангелия апостоль­ского, вдохновлялись оккультными пред­ставлениями о Боге — полуязыческими, полу­иудейскими, позаимствовав, впрочем, что-то и из христианства.

Кем же был Иуда? Почему он все-таки ре­шил предать Христа? На последний вопрос человечество не получило ответа до сих пор. Ведь он — один из двенадцати апостолов, ко­торых призвал Христос. Иуда был совершен­но равен другим во всем — и в своем служении, и в любви, которую Господь изливал на Своих учеников. Он слышал те же слова, что и дру­гие апостолы. Он присутствовал на Тайной вечере вместе со всеми. Иисус умыл ему ноги так же, как и остальным ученикам. Иуда при­нял Святое Причастие из рук Спасителя. Он был одним из самых доверенных Его последо­вателей: нам известно, что именно ему было поручено хранить и носить ковчег с пожерт­вованиями. Совершенно очевидно, что о бу­дущем предательстве Иуды Христу было известно заранее. Зачем же тогда Он избирал его? Зачем взял в ученики заведомого измен­ника?

Здесь мы сталкиваемся с такими бого­словскими понятиями, как «промысел Божий» и «Божественное предопределение». Об Иуде было сказано:

горе тому человеку, которым Сын Человече­ский предается: лучше было бы тому человеку не родиться (Мк. 14: 21).

Неужели же Иуда был от века предопреде­лен к тому, чтобы стать предателем? Неужели у него не оставалось никакого другого пути? Не думаю…

И.Глазунов. "Поелуй Иуды"

Божественное предопределение, конеч­но же, существует. Господь каждого человека предопределяет ко спасению. Все люди, рож­дающиеся на этой земле, в любой ее точке и в любое время появляются на свет именно для того, чтобы быть спасенными, для того, чтобы для каждого из них открылась жизнь во Христе. Повторю: в каком бы народе, в какой бы культуре, в какой бы религии человек ни родился, он изначально предопределен Бо­гом для спасения. Об этом замечательно ска­зал древнехристианский учитель Тертуллиан: «Душа каждого человека — по своей природе христианка», то есть каждый человек несет в себе образ и подобие Божие, каждому че­ловеку Господь указывает путь ко спасению. А вот спасается ли каждый? От чего это зави­сит?

После искупительной жертвы Спасите­ля это целиком и полностью зависит от нас. В каждую минуту нашей жизни, каждый день мы выбираем свою дорогу. Любой наш шаг — либо путь ко спасению, либо бегство от него. Всякий раз мы или поворачиваемся лицом ко Христу, или отворачиваемся от Него. Ежесе­кундно задействованы наша собственная воля и наша собственная совесть, определяющие наш выбор.

Евангелие могло бы быть совершенно другим, если бы Пилат не отдал Христа на распятие и если бы Иуда не предал своего Учителя. Вот и тот или иной шаг каждого из нас, в сущности, мало чем отличается от выбо­ра этих людей. Ведь все мы (это необходимо осознать!) — тоже действующие лица Еванге­лия, и весь мир, в котором мы живем, зависит от каждого из нас.

Нас — миллиарды. Совокупность наших действий невозможно оценить сразу, но тем не менее всякий раз, когда мы выбираем что-либо, мы в конечном итоге выбираем либо Бога, либо сатану, отдавая предпочтение или добру, или злу. При этом даже если человек на время удаляется от Бога, за ним право выбора остается все равно.

Иуда — один из нас, держащих в руках это Евангелие, он — один из нас, последовав­ших за Христом, один из нас, ставших или, по крайней мере, назвавшихся Господними уче­никами. Не зря в молитве перед Святым При­чащением мы молимся: «Ни лобзания Ти дам, яко Иуда…»

Все, что сделал Иуда Искариот, он совер­шил, руководствуясь собственным выбором. Нам, наверное, до конца не понять, что заста­вило его возненавидеть и предать своего Учи­теля. Новый Завет повествует о том, что Иуда отличался сребролюбием. Но так или иначе, важно даже не это. Куда важнее понять, что и у Иуды, и у Петра, и у Пилата, и у Ирода, и у Иоанна Крестителя, так же как и у каждого из нас, — одинаковые шансы быть спасенными или по нашей собственной воле не спастись. Все зависит только от нас.

* * *

Из Гефсиманского сада воины уводят Христа к первосвященнику. Старейшины и книжники мечтают раз и навсегда избавить­ся от докучливого Проповедника из Назаре­та, но никаких оснований для того, чтобы предать Иисуса смерти по Закону Моисее­ву не находится. Сколько бы ни было ковар­ных лжесвидетелей, готовых очернить, окле­ветать Христа, насколько бы ни извращался смысл Его проповедей, все равно это оказыва­лось явно недостаточным для предъявления обвинений. И тогда первосвященник решает­ся на крайнюю меру: обвинить Господа в бого­хульстве, поскольку знает о том, что Иисус ни за что не покривит против истины. Первосвященник спрашивает:

Ты ли Христос, Сын Благословенного? Иисус сказал: Я, и вы узрите Сына Человеческого, си­дящего одесную силы и грядущего на облаках небесных (Мк. 14: 61-62).

Правда, которую отказываются принять люди, становится единственным основанием для осуждения Спасителя на крестные муки.

Carl Heinrich Bloch. Отречение Петра

Далее следует рассказ об отречении Си­мона — того самого апостола, которого Хри­стос назвал Петром, что означает «камень». Именно Петр выхватил меч, ударил раба пер­восвященника и отсек его ухо, стараясь защи­тить Учителя. Но Христос отказывается от такой защиты. Ведь Он — всесильный и все­могущий Бог, добровольно отказывающийся от Своей силы.

Петр идет во двор к первосвященнику — туда, где судят Христа, где бьют Его по лицу, где плюют на Него, где смеются над истин­ным Богом, сотворившим этот мир, сотво­рившим человека и давшим человеку возмож­ность издеваться над Богом. Петр искренне хочет быть рядом с Ним, но не может, пото­му что ужас Гефсиманской ночи, зловещее ды­хание смерти охватывают и его. И он мучает­ся, мечется и понимает, что сказал Господу то, о чем невозможно забыть: «С Тобой я готов и в темницу, и на смерть!» И теперь надо идти дальше, надо идти до конца… И вдруг громом звучит роковой вопрос: «И ты был с этим че­ловеком?» — «Нет, не я…», — шепчут в ответ дрожащие, пересохшие губы. «Ой, что же я сказал? — наверное, думает Петр. — Но ниче­го, потом я все равно вернусь к Нему, я еще успею!»

Перед нами — жесточайшее внутреннее борение: с одной стороны, вера и неподдель­ное желание быть с Богом, а с другой — ужас оттого, что малейший шаг к Нему наверняка окажется последним в жизни. И Петр не мо­жет решиться на этот шаг и предает Христа, трижды отрекшись от Него в ту ночь. Нако­нец звучит предутренний петушиный крик, напоминающий апостолу горькие слова Ии­суса:

истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде, нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня (Мк. 14: 30).

И Петр начинает плакать. Насколько каждому из нас знаком этот безутешный плач!

*Евангелие от Марка. Глава 14

¹ Через два дня надлежало быть праздни­ку Пасхи и опресноков. И искали первосвя­щенники и книжники, как бы взять Его хи­тростью и убить; ² но говорили: только не в праздник, чтобы не произошло возмущения в народе.

³ И когда был Он в Вифании, в доме Си­мона прокаженного, и возлежал, — пришла женщина с алавастровым сосудом мира из нарда чистого, драгоценного и, разбив со­суд, возлила Ему на голову. ⁴ Некоторые же вознегодовали и говорили между собою: к чему сия трата мира? ⁵ Ибо можно было бы продать его более нежели за триста динари­ев и раздать нищим. И роптали на нее. ⁶ Но Иисус сказал: оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. ⁷ Ибо ни­щих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете. ⁸ Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению. ⁹ Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Еван-

гелие сие, в целом мире, сказано будет, в па­мять ее, и о том, что она сделала.

¹⁰ И пошел Иуда Искариот, один из Две­надцати, к первосвященникам, чтобы пре­дать Его им. ¹¹ Они же, услышав, обрадова­лись, и обещали дать ему сребреники. И он искал, как бы в удобное время предать Его.

¹² В первый день опресноков, когда зака-лали пасхального агнца, говорят Ему учени­ки Его: где хочешь есть пасху? мы пойдем и приготовим. ¹³ И посылает двух из учени­ков Своих, и говорит им: пойдите в город; и встретится вам человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним ¹⁴ и, куда он войдет, скажите хозяину дома того: «Учитель гово­рит: где комната, в которой бы Мне есть пас­ху с учениками Моими?» ¹⁵ И он покажет вам горницу большую, устланную, готовую: там приготовьте нам. ¹⁶ И пошли ученики Его, и пришли в город, и нашли, как сказал им; и приготовили пасху. ¹⁷ Когда настал вечер, Он приходит с Двенадцатью. ¹⁸ И, когда они воз­лежали и ели, Иисус сказал: истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня. ¹⁹ Они опечалились и стали говорить Ему, один за другим: не я ли? и другой: не я ли?²⁰ Он же сказал им в ответ: один из Две­надцати, обмакивающий со Мною в блюдо. ²¹ Впрочем, Сын Человеческий идет, как пи­сано о Нем; но горе тому человеку, которым

Сын Человеческий предается: лучше было бы тому человеку не родиться.

²² И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, бла­гословил, преломил, дал им и сказал: при-имите, ядите; сие есть Тело Мое. ²³ И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все. ²⁴ И сказал им: сие есть Кровь Моя ново­го завета, за многих изливаемая. ²⁵ Истинно говорю вам: Я уже не буду пить от плода вино­градного до того дня, когда буду пить новое вино в Царствии Божием.

²⁶ И, воспев, пошли на гору Елеонскую. ²⁷ И говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь; ибо написано: «поражу па­стыря, и рассеются овцы». ²⁸ По воскресении же Моем, Я предварю вас в Галилее. ²⁹ Петр сказал Ему: если и все соблазнятся, но не я.

³⁰ И говорит ему Иисус: истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде неже­ли дважды пропоет петух, трижды отречешь­ся от Меня. ³¹ Но он еще с большим усилием говорил: хотя бы мне надлежало и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя. То же и все го­ворили.

³² Пришли в селение, называемое Гефси-мания; и Он сказал ученикам Своим: посиди­те здесь, пока Я помолюсь. ³³ И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать. ³⁴ И сказал им: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте.

³⁵ И, отойдя немного, пал на землю и мо­лился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; ³⁶ и говорил: Авва Отче! все возмож­но Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты. ³⁷ Возвращается и на­ходит их спящими, и говорит Петру: Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час?

³⁸ Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна.

³⁹ И, опять отойдя, молился, сказав то же слово. ⁴⁰ И, возвратившись, опять нашел их спящими, ибо глаза у них отяжелели, и они не знали, что Ему отвечать. ⁴¹ И приходит в третий раз и говорит им: вы все еще спите и почиваете? Кончено, пришел час: вот, пре­дается Сын Человеческий в руки грешников. ⁴² Встаньте, пойдем; вот, приблизился пре­дающий Меня.

⁴³ И тотчас, как Он еще говорил, прихо­дит Иуда, один из Двенадцати, и с ним мно­жество народа с мечами и кольями, от пер­восвященников и книжников и старейшин. ⁴⁴ Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его и ве­дите осторожно. ⁴⁵ И, придя, тотчас подошел к Нему и говорит: Равви! Равви! и поцеловал Его. ⁴⁶ А они возложили на Него руки свои и взяли Его. ⁴⁷ Один же из стоявших тут извлек меч, ударил раба первосвященникова и отсек ему ухо. ⁴⁸ Тогда Иисус сказал им: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня. ⁴⁹ Каждый день бывал Я с вами в храме и учил, и вы не брали Меня. Но да сбудутся Писания. ⁵⁰Тогда, оставив Его, все бежали. ⁵¹ Один юноша, завернувшись по нагому телу в покрывало, следовал за Ним; и воины схватили его. ⁵² Но он, оставив покры­вало, нагой убежал от них.

⁵³ И привели Иисуса к первосвященнику; и собрались к нему все первосвященники и старейшины и книжники. ⁵⁴ Петр издали сле­довал за Ним, даже внутрь двора первосвя-щенникова; и сидел со служителями, и грелся у огня. ⁵⁵ Первосвященники же и весь сине­дрион искали свидетельства на Иисуса, что­бы предать Его смерти; и не находили. ⁵⁶ Ибо многие лжесвидетельствовали на Него, но свидетельства сии не были достаточны.

⁵⁷ И некоторые, встав, лжесвидетельство­вали против Него и говорили: ⁵⁸ мы слышали, как Он говорил: «Я разрушу храм сей рукот-воренный, и через три дня воздвигну другой, нерукотворенный». ^5 9 Но и такое свидетель­ство их не было достаточно.

⁶⁰ Тогда первосвященник стал посреди и спросил Иисуса: что Ты ничего не отвеча­ешь? что они против Тебя свидетельствуют? ⁶¹ Но Он молчал и не отвечал ничего. Опять первосвященник спросил Его и сказал Ему: Ты ли Христос, Сын Благословенного?

⁶² Иисус сказал: Я, и вы узрите Сына Чело­веческого, сидящего одесную Силы и гряду­щего на облаках небесных.

⁶³ Тогда первосвященник, разодрав одеж­ды свои, сказал: на что еще нам свидетелей? ⁶⁴ Вы слышали богохульство; как вам кажется? Они же все признали Его повинным смерти.

⁶⁵ И некоторые начали плевать на Него и, закрывая Ему лицо, ударять Его и говорить Ему: прореки. И слуги били Его по ланитам.

⁶⁶ Когда Петр был на дворе внизу, при­шла одна из служанок первосвященника⁶⁷ и, увидев Петра греющегося, и всмотревшись в него, сказала: и ты был с Иисусом Назаря­нином. ⁶⁸ Но он отрекся, сказав: не знаю и не понимаю, что ты говоришь. И вышел вон на передний двор; и запел петух.

⁶⁹ Служанка, увидев его опять, начала го­ворить стоявшим тут: этот из них.⁷⁰ Он опять отрекся.

Спустя немного, стоявшие тут опять ста­ли говорить Петру: точно ты из них; ибо ты Галилеянин, и наречие твое сходно. ⁷¹ Он же начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите. ⁷² Тогда петух за­пел во второй раз. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: «прежде нежели пе­тух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня»; и начал плакать.

 Протоиерей Алексий Уминский